О чем клиенты врут психологам

 

Собираясь на консультацию, мы уверены, что будем говорить только правду. Иначе – зачем мы туда идем? Но рассказать «все как есть» не всегда оказывается легко и просто.

 

 

 

О семейных тайнах

Родители, которые приводят на терапию детей, часто скрывают и то, что на самом деле происходит в семье. Не говорят об алкоголизме, наркомании, о случаях самоубийства. Причем не рассказывают об этом не только психотерапевту, но и ребенку. «Ко мне на прием несколько раз приходила мама с просьбой ограничить встречи сына с его отцом, – рассказывает Татьяна Бедник. – Я каждый раз говорила, что общение с ним мальчику необходимо. И только спустя время в процессе терапии выяснилось, что отец наркоман, и мать просто боится оставлять с ним сына». Сложно по-настоящему помочь, когда родители не хотят сотрудничать. «Тут можно лишь снять эмоциональное напряжение, поддержать ребенка, но изменить ситуацию не получится, – заключает Татьяна Бедник. – Дети не существуют отдельно от взрослых, их честное участие необходимо в работе с ребенком».

 

О чем мы и сами не знаем

 

Отважившись начать психотерапию, мы хотим что-то изменить в своей жизни, в себе... но именно этому и противимся. Зигмунд Фрейд первым описал сопротивление – «противодействие тому, чтобы сделать бессознательное сознательным»*. Оно возникает в тот момент, когда наши слова или поступки приближают нас к самому важному (часто самому болезненному) переживанию или воспоминанию. Мы можем не осознавать сопротивления, и тогда оно проявляется, например, в опозданиях на встречу с психотерапевтом или пропусках сессий. «У человека, который приходит за помощью, есть два противоречащих друг другу мотива, – рассказывает Марина Арутюнян. – Первый – желание исцелиться, то есть изменить себя, переменив или перефокусировав свой взгляд на жизнь. А второй – это желание сохранить статус-кво, потому что новое, неизвестное вызывает тревогу. Сопротивление обязательно проявляет себя в процессе глубинной психотерапии, поскольку здесь вскрывается то, что сознательное «Я» не хочет принимать».

 

Фрейд также придумал метод свободных ассоциаций: во время сеанса клиент может говорить все, что приходит в голову, не оценивать и не выбирать слова. Но если он говорит свободно, то, возможно, и фантазирует, и что-то придумывает? «Здесь он имеет на это полное право, – уточняет Марина Арутюнян. – Что-то в своем рассказе можно смягчить, что-то сказать завуалированно – но все равно эти детали в процессе анализа должны сложиться в единую картину, которая поможет понять, чему именно сопротивляется человек и что действительно его беспокоит. Например, если в определенный момент он не в силах что-то сказать или чувствует, что у него «пустая голова», значит, мы оказались в той точке, где прямое высказывание (за которым стоит болезненное чувство, мысль) для него невозможно. Так, через анализ сопротивления, мы можем попытаться приоткрыть то, что скрывает его бессознательное. И работать с этим, чтобы действительно помочь человеку». А вернее будет сказать – чтобы он, лучше узнав себя, был в силах помогать себе самому.

 

* З. Фрейд «Малое собрание сочинений» (Азбука, 2011).

 

«Я смогла признаться» Нина, 39 лет

 

«Когда мы договаривались о встрече, он спросил не «Как вас зовут?», а «Как к вам обращаться?» – и я назвалась чужим именем. Придя на первую сессию, я с порога заявила, что буду звонить сама. Он согласился и на это. Затем я спросила: «О чем я должна рассказать?» Он ответил вопросом на вопрос: «О чем бы вам хотелось сейчас поговорить?» Неожиданно для себя я вспомнила, как чуть не утонула в детстве. Мы обсуждали мои отношения с мамой, мужем, а потом, примерно на пятой встрече, он сказал: «Я хочу признаться вам кое в чем, готовы ли вы услышать мое признание?» Я удивилась – ведь это я собиралась и никак не могла решиться! Но согласилась. И он, откашлявшись, продолжил: «Во время наших бесед у меня возникает странное ощущение, что-то вроде раздвоенности. Как если бы за вашими словами скрывалось что-то, чего мне не удается уловить». Возникла пауза. Мы оба молчали. А потом что-то словно толкнуло меня изнутри, и я бросилась, как в холодную воду: «Вообще-то, я хотела рассказать вам о другом! Я ворую. Духи, тряпки. Меня несколько раз ловили. Пока что об этом никто не знает. Но я до смерти боюсь, что однажды окажусь в милиции». Я в ужасе уставилась на своего собеседника, ожидая услышать: «Вы меня обманывали, уходите, я ничего не могу для вас сделать». Но он сказал другое: «Спасибо, что вы со мной так откровенны. Это серьезное признание, и я вижу: для того чтобы его сделать, вам потребовалось собрать все силы». И тут у меня хлынули слезы – от облегчения, от стыда, от всего сразу. Как ни странно, в конце той встречи я сказала ему свое имя и оставила телефон – теперь, когда он узнал обо мне самое ужасное, мне перестало быть страшно».